«Это не наш мир, — как-то лениво думал Торак. — Здесь все не так. Все не так, как должно быть».

Один раз они слышали бормотание белых куропаток — причем удивительно близко! — но, когда стали искать, даже следов этих птиц не обнаружили.

Потом Ренн увидела вдали человека; но, когда они подошли ближе, человек превратился в полуразвалившегося каменного идола, украшенного развевавшимися на ветру волосами, в накинутой на плечи шкуре. Кто сделал этого идола и зачем?

Нижние рубахи, еще утром промокшие от пота, теперь только холодили тело. Ренн и Торак промерзли до костей, их влажные парки покрылись ледяной коркой и стали тяжелыми и совершенно негнущимися. У обоих исхлестанные ветром лица жгло как огнем; потом щеки начали неметь, и в памяти Торака всплыли предупреждения Ходеца: «Сперва тебе холодно, потом тепло…»А потом что?

Ренн дернула его за рукав, указывая на небо.

Торак посмотрел и даже покачнулся.

На северном краю неба вскипали валы жутковатых пурпурно-серых облаков.

— Буран идет! — крикнула Ренн. — Надо крепче держаться друг за друга!

И она вытащила из ранца веревку, сплетенную из сыромятных ремешков. Они и раньше попадали в сильную метель, так что хорошо знали, как легко бывает потерять друг друга в снежном буране.

— Придется все-таки копать нору!

— Где? — крикнул Торак, тоже с трудом завязывая вокруг талии второй конец веревки. Земля здесь отчего-то казалась совершенно плоской.

— Прямо здесь! — И Ренн показала себе под ноги. — Будем копать вниз, вглубь! Просто выкопаем ямку в снегу. — И она потопала ногами, отыскивая более плотный слой снега. Но снег вдруг провалился под нею, и она исчезла.

— Ренн! — завопил Торак.

Веревка у него на талии сильно натянулась, подтаскивая его к провалу. Он упирался, вбивая пятки в снег. Впереди и вокруг ничего не было видно, кроме кипящего белого хаоса, но Торак чувствовал тяжесть тела Ренн, натянувшую веревку до предела, пытавшуюся и его сбросить в пропасть.

Сопротивляясь, он все равно неумолимо приближался к опасному провалу, а потом упал головой вперед и уткнулся во взрытый снежный сугроб в нескольких шагах от того места, где стоял.

Сугроб приподнялся, и появилась Ренн.

Оба некоторое время сидели молча, потрясенные до глубины души.

Задрав голову, Торак увидел, что они провалились в сугроб, когда под ними подломился один из нависших снежных козырьков. Оказывается, они, ни о чем не подозревая, некоторое время шли по этому хрупкому снежному навесу, под которым была пустота.

В этот момент терпение Ренн лопнуло.

— Я больше не могу! — выкрикнула она, ударив по снегу кулаками.

— Ладно, придется нору копать, — сказал Торак, уже понимая, что ему это не по силам. Да он и топор-то уже с трудом мог поднять!

Собрав всю оставшуюся гордость, он последним рывком, пошатываясь, поднялся на ноги и крикнул ветру:

— Ладно, ты победил! Я ПРОШУ У ТЕБЯ ПРОЩЕНИЯ! Я больше никогда не осмелюсь летать! Прости меня, ветер!

Ветер что-то пронзительно крикнул, и Торак увидел, как сквозь кружащийся снег к нему летят некие загадочные и ужасные существа. Извивающийся, весь какой-то перекрученный, снежный столб сбил Торака с ног, а потом его куда-то отнесло ветром…

И вдруг снег перестал беспорядочно кружить, а как бы собрался воедино: казалось, тысячи крохотных снежинок, слившись вместе, образовали нечто живое, похожее на человека, но таких существ Тораку никогда еще видеть не доводилось.

У существа были огромные круглые немигающие глаза, похожие на совьи, и белые крылья. Оно летело сквозь белую пелену прямо на Торака, а перед ним волной расстилалась безмолвная стая псов.

Торак слишком обессилел, чтобы испугаться, и лишь подумал: «Ну вот и все. Прости меня, Волк. Прости, что не смог спасти тебя».

Он упал на колени, и существо с совиными глазами набросилось на него.

Глава восьмая

Потом странное существо коротко рявкнуло, и псы тут же замерли как вкопанные. Выхватив длинный нож с изогнутым лезвием, существо с невероятной быстротой принялось рыть в снегу нору. Не прошло и нескольких минут, как Торак и Ренн оказались внутри снежного убежища, под прикрытием стены из снежных блоков.

В полумраке снежной пещеры их хриплое дыхание казалось Тораку особенно громким, ибо здесь почти не было слышно яростного воя ветра. Зато он слышал скрип замерзшей шкуры и чувствовал какой-то странно знакомый, едкий, чуть кисловатый запах. Что это? Ренн была ему не видна — существо с совиными глазами прыгнуло в пещеру следом за ними и устроилось между ним и девочкой. Впрочем, у Торака сил не было даже о Ренн тревожиться.

Он очень удивился, обнаружив, что больше не страдает от холода. Наоборот, ему даже, пожалуй, стало жарко. «Сперва тебе холодно, — вспомнил он слова Ходеца, — потом тепло, потом жарко, а потом ты умираешь…»

«Оказывается, — подумал Торак, — смерть совсем не страшна, она даже приятна». Смерть представлялась ему чудесно теплой и мягкой, как пушистый мех крупного северного оленя. Ему хотелось поскорее погрузиться в нее с головой, поглубже в нее зарыться…

Кто-то с силой потряс его за плечо. Он застонал. Совиные глаза смотрели на него в упор, заставляя его вернуться из того чудесного, теплого смертного сна.

И тут Торак, хоть и с трудом, понял, что перед ним человеческоелицо — круглое, покрасневшее от мороза, обрамленное опушкой из заиндевевшего меха. Колючий иней сверкал на бровях и на короткой черной бороде. На плоской переносице красовалась темная полоска татуировки, но этот племенной знак Тораку был не известен. Впрочем, ему было все равно, кто перед ним. Больше всего он хотел вернуться назад, в объятия смерти.

Незнакомец сердито на него зарычал и вдруг… вытащил из глазниц свои круглые глазищи.

И Торак понял, что «совиные глаза» — это всего лишь тонкие костяные диски с привязанными к ним кожаными тесемками. Этот человек просто постоянно закрывал глаза такими щитками, чтобы уберечься от снежной слепоты! Затем незнакомец быстро закатал рукав своей парки, вытащил кремневый нож и разрезал вену на своей мощной смуглой руке.

— Пей! — рявкнул он, прижимая ранку к губам Торака.

Сладко-соленая теплая жидкость наполнила рот Торака. Он закашлялся, но кровь проглотил. И тут же почувствовал прилив сил и настоящее, человеческое тепло, а не тот обманчивый жар, вызванный леденящим холодом. Вместе с теплом, правда, пришла и боль. Лицо у него жгло, как огнем. Болело все тело. Казалось, раскаленные иглы прямо-таки впиваются в каждый сустав.

В темноте послышался крик Ренн:

— Оставь меня в покое! Я хочу спать!

Теперь этот человек что-то жевал. Потом выплюнул отвратительный серый комок в ладонь и сунул его прямо в рот Тораку, протиснув между зубами.

— Ешь!

Комок был вонючий, маслянистый, но Торак узнал, что это: тюлений жир! И вкус этого жира показался ему поистине чудесным.

Затем незнакомец размазал немного тюленьего жира по лицу Торака. Сперва было очень больно — ладонь у этого человека была твердой и грубой, как поверхность гранита, — но боль быстро утихла, сменившись вполне терпимым зудом.

— Ты кто? — невнятно спросил Торак.

— Потом, — проворчал незнакомец. — Когда гнев ветра немного утихнет.

— И долго это будет продолжаться? — спросила Ренн.

— Может, одну ночевку, а может, и несколько, кто знает? И чтоб мне больше никаких разговоров!

Тораку снилось, что ему снова двенадцать лет, значит, его отец умер почти полмесяца назад.

А он, Торак, только что убил своего первого самца косули и, чтобы заставить Волка сидеть смирно, пока он свежует тушу, дал ему копытца — поиграть. Но волчонок, устав играть с копытцами косули, принялся бегать вокруг Торака и все время совал ему под руки свою любопытную мордочку, желая знать, что тот делает.