Спазмы в желудке начались с пугающей внезапностью. Притиснув руки к животу, Торак, шатаясь, вошел в ту узкую пещеру, где сидели в узких норах жертвенные животные, воткнул факел в первую попавшуюся трещину и упал на четвереньки.

Его вырвало большим комком черной желчи. Из глаз ручьем хлынули слезы. Все вокруг плыло: казалось, туннель вращается вокруг него, и он чувствовал, что его души начинают срываться с поводка.

Его все еще тошнило, когда он, отплевываясь, подполз к яме, где держали белого медведя, и услышал, как шуршат мохнатые лапы, ступая по каменному дну.

Из темноты нахлынули воспоминания, и сердце чуть не остановилось у него в груди. Лес, голубые осенние сумерки, отец смеется какой-то шутке Торака, и тут из темной чащи появляется огромный медведь…

«Нет! — сказал себе Торак. — Не смей думать об отце, думай о Волке! Ищи Волка!»

Весь дрожа, он подполз ближе и прислонился пылающим лбом к тяжелой каменной плите, которой была закрыта яма. Вглядываясь в узкую щель, он увидел, как внизу блеснули свирепые медвежьи глаза.

Сама гора, казалось, содрогнулась от гневного рычания зверя. У Торака душа ушла в пятки. Даже изголодавшийся, ослабевший, этот белый медведь все равно был сильнее всех. Вряд ли ему, Тораку, удастся сладить с его душами…

Мучительная боль снова скрутила его нутро. К горлу опять подступила тошнота… И вдруг он почувствовал, что сам находится на дне этой ямы, что и он тоже пойман в ловушку, а в щель наверху бьет нестерпимо яркий свет. И тело у него ужасно горячее, из пасти так и пышет жаром, и прямо над ним тощее тельце какого-то мальчишки дразнит его сводящим с ума запахом свежего мяса. Эта добыча была так близка, а запах так силен, что у него даже когти заболели, и он в бессильной ярости сделал несколько шагов, потом повернул обратно и снова повернул…

И тут уловил далекий отзвук человеческих голосов. На какое-то мгновение он забыл даже о запахе близкой добычи и злобно оскалился. Он узнал эти голоса! Это были голоса тех злыдней, которые взяли его в плен во льдах и бросили сюда.

Стоило ему вспомнить о родных ледяных просторах, и все его существо застонало и заныло от боли. Эти злыдни украли у него прекрасное холодное Море, где спят белые киты и плавают сочные тюлени. Они украли у него ветер, который никогда его не подводил, всегда точно указывая ему, откуда исходит запах добычи; они украли его льды, его бескрайние льды, его торосы, надежно укрывавшие его во время охоты, и просторные плавучие льдины, способные перенести его в любое место. Он ничего в жизни не знал, кроме этих льдов. А они, злыдни, притащили его в это ужасное, жаркое место, где нет ни одной льдинки, где повсюду пахнет кровью, но добраться до добычи, источающей этот запах, совершенно невозможно.

Медведь зарычал, сладострастно думая о том, с каким удовольствием он стиснул бы своими мощными челюстями голову каждому из этих злыдней, а потом раздробил ее клыками! А потом вспорол бы каждому брюхо и попировал бы всласть, пожирая их дымящиеся внутренности и сладкий скользкий жир! Жажда крови билась в нем, точно удары морских волн, и он взревел так, что даже скалы содрогнулись. Он был белым медведем, он ничего на свете не боялся!И все вокруг — все-все-все! — было его добычей!

Глубоко в теле белого медведя души Торака сражались с душами зверя, пытаясь подчинить их себе. Но души медведя оказались сильнее всех тех, с кем Тораку уже доводилось сталкиваться. Никогда еще он настолько не был захвачен чувствами и ощущениями иного существа.

Невероятным усилием воли Торак все-таки одержал победу над медвежьей душой, перестал бессмысленно злиться на «злыдней» и все свое внимание сосредоточил на запахах плоти и крови — на тех мучительно сладостных, образующих настоящую паутину следах, что вели глубоко во тьму, но были так же отчетливы, как след от туши моржа, которого он как-то раз долго преследовал во льдах, а потом тащил к себе в логово.

Совсем близко — так близко, что эта близость просто с ума его сводила, — он чуял запахи рыси и выдры, летучей мыши и мальчишки, росомахи и орла. А чуть дальше — запах волка.

Последний запах был слабее прочих, и к нему примешивался еще какой-то дурной, страшный запах, которого он не понимал, но для медведя, который может почуять тюленя сквозь самый толстый лед, отследить даже самый слабый запах ничего не стоило.

Следы этого запаха вели куда-то вниз, в темноту, вправо, то есть в сторону той его передней лапы, которой он обычно наносил удар, — а потом опять вверх, туда, где в воздухе сильнее ощущался запах холода. Они-то думали, что очень хитро спрятали волка, но он все равно его найдет! А потом он вырвется на свободу и убьет всех этих злыдней и волка этого тоже убьет. Схватит его своими мощными зубами и станет трясти, пока у него хребет не треснет…

«Нет!» — безмолвно вскрикнул Торак.

Огромный медведь вдруг пошатнулся, и души Торака, мучительно пульсируя в глубинах души зверя, устремились на волю. Ладно, запахов он уловил достаточно много. Его план полностью осуществился. Он знал, где Пожиратели Душ спрятали Волка, и теперь пора было действовать.

Но души медведя оказались слишком сильны.

И Торак не сумел выбраться из его тела.

Глава двадцать пятая

Ренн вырвалась наконец из куньей норы и рухнула головой вперед прямо в снег.

После жары, царившей в пещерах, холод ножом резанул легкие. Но ей было все равно. Она перекатилась на обнаженную спину и уставилась в усыпанное звездами небо.

Оттуда вдруг донеслось карканье ворона, и Ренн, задыхаясь, стала шептать горячие слова благодарности своему покровителю, и тот приветливо каркнул в ответ, словно предупреждая ее, что все еще далеко не закончено.

И тут Ренн охватил озноб, да такой, что даже зубы застучали. Тело ее быстро теряло тепло. Вскочив на ноги, она обнаружила, что не может найти ни парки, ни своей легкой и теплой безрукавки, ни рукавиц, хотя все это упорно толкала перед собой, выбираясь из норы.

После отчаянных поисков она наконец наткнулась на свои пожитки и тут же все на себя натянула. Теплая одежда мгновенно согрела ее, и она в очередной раз благословила женщин из племени Песца.

В вышине неверным светом поблескивали звезды, то и дело скрываясь за легкой пеленой облачков. Но зеленые огни Самого Первого Дерева и не думали вспыхивать над горизонтом. И луны тоже не было.

Как это — нет луны?Но ведь сейчас еще рано для дней черной луны! Или все-таки они уже наступили?

Да, это могло случиться. Ренн стало не по себе, когда она поняла, что понятия не имеет, сколько же времени провела под землей. Над ней нависала окутанная тенями громада темной горы. И где-то там, внутри этой горы, Торак и Волк, возможно связанные, ждали, когда Пожиратели Душ принесут их в жертву. Это должно было произойти как раз в дни черной луны. И, возможно, дни эти уже наступили!

Ей надо немедленно их отыскать! Ей придется вновь лезть в черное нутро проклятой горы!

Когда глаза Ренн привыкли к скудному свету звезд, она увидела, что оказалась в каком-то совсем незнакомом ей месте. Прямо перед ней черным кружком на снегу выделялся вход в нору каменной куницы, а вот того огромного валуна, похожего на сторожевой столб, она нигде разглядеть не смогла, да и самого Глаза Гадюки, закрытого тяжелой каменной плитой, видно не было. Вокруг был только плотный, истоптанный снег и черные как уголь скалы. Оставалось предположить, что она каким-то образом выбралась наружу на противоположной стороне горы.

Ренн принялась лихорадочно шарить в снегу, пытаясь отыскать тропу, поскользнулась и провалилась в сугроб.

Но сугроб оказался каким-то странным: очень твердым и внизу было что-то жесткое, угловатое.

Ренн опустилась на колени и обеими руками принялась копать снег.

В сугробе оказалась лодка из шкур! Нет, двелодки! И обе были гораздо больше той, которую дали им люди Песца. И в лодках имелось все снаряжение — весла, гарпуны и даже веревки. Эти Пожиратели Душ были весьма предусмотрительны. Вытащив нож, Ренн с наслаждением вспорола обеим лодкам брюхо. Ну вот, теперь посмотрим, далеко ли они уплывут!